Илья Мирмов
Часть 1. Дальше. Еще дальше.

I. КРАТКИЙ КУРС
 
1.1. Помянем...

Страна бессонных ночей
и летаргических снов.
Страна протухших идей
и вечно юных борцов.

Страна бессчетных утрат
и грандиозных побед.
Страна возлюбленных чад
и сбитых с плеч эполет.


 

Помянем эту страну!
Хотя б одним добрым словом,
хотя б на смертном одре
мы к ней не будем суровы.
С ней вместе шли мы ко дну,
и, даже всё начав снова,
в аду нам вместе гореть...

Помянем эту страну!

Страна измученных вдов
и импозантных блядей.
Страна возвышенных слов
и прирученных людей.

Страна удобств во дворе
и смертоносных ракет.
Страна двуногих зверей
и ярких судеб-комет.

Помянем эту страну!..
 

1.2. Кукурузная власть

Кукурузная власть - это гордость кривых переулков.
Кукурузная власть - это счастье на уровне дна.
Кукурузная власть - это сердце, стучащее гулко.
Кукурузная власть - это впавшая в ересь страна.

Кукурузная власть - это шмяк по трибуне ботинком.
Кукурузная власть - это Крым для любимых хохлов.
Кукурузная власть - это бой непотребным картинкам,
и Царица полей в белом саване русских снегов.

Дедушку Никиту помяните,
хоть он коммунизм и не построил.
Он горяч был и сгорел в зените
своего общественного строя.

Кукурузная власть - это мост через пропасть в болото.
Кукурузная власть - это клетка с фантомом замков.
Кукурузная власть - это искренность утренней рвоты
после злого похмелья ночных, предрасстрельных звонков.

Кукурузная власть - это спуск перегретого пара.
Кукурузная власть - это шанс на бегу не упасть.
Кукурузная власть испекла себя с пылу да с жару.
Кукурузная власть - это та же привычная власть.

Дедушку Никиту помяните,
хоть он коммунизм и не построил.
Он горяч был и сгорел в зените
своего общественного строя.
 

1.3. Слуги дьявола
(памяти Юлиана Семенова)

Обрушим мы стену из книг и законов,
и сбросим оковы хорошего тона,
подкрасим мы город, который построил
рябой одинокий старик.
Мы вычислим дату последнего боя,
мы выйдем на площадь незыблемым строем,
того, кто решил, что сегодня все можно,
насадим на примкнутый штык.

Запомним мы тех, кто стучится к нам в двери,
посадим под дверью послушного зверя,
который уверен, что падалью пахнет
за клеткой бушующий мир.
А тем, кто настойчиво рвется наружу,
мы вырвем глаза и зальем сталью уши,
и выпустим в свет в инвалидной коляске
и с мозгом, протертым до дыр.

Мы выпьем за старое доброе время,
когда истребить непослушное семя
легко удавалось чужими руками,
а руки отнять до плечей.
И с каждым стаканом мы будем сильнее,
и тот, кто не с нами, еще пожалеет.
Мы верим не слову, и даже не делу,
а лишь в топоры палачей.

Пусть наши мундиры ползут, словно вата,
а лица покрыл камуфляж трупных пятен,
но есть еще сила, и вера не смята -
мы ждем лишь сигнала "Вперед!"
И если ожить соизволит Владыка,
мы встать поспешим пред его светлым ликом,
и наша мечта, превратившись в реальность,
нам молодость снова вернет.
 

1.4. Золотое время
(Политический романс им.5-летия Перестройки)

Зеленый лик недельного запоя.
Сановных рож кирпичный колорит.
Ах, было время, Время Золотое:
Душа воспоминаньями горит.
Какой был неприступный внешний вид!
Суровое величие какое!

Cемнадцать героических мгновений.
Созвездие на маршальской груди.
Вот было Время! Время откровений,
немеркнущие вехи на пути.
Какие были планы впереди!
Какая яркая палитра мнений!

Восторженные встречи президентов.
Зубовный скрежет проводов врагов.
Ах, было Время! Время комплиментов,
незыблемых традиций и Основ,
стабильной иерархии Богов
и вечных пионеров, и студентов.

Мазутный привкус утреннего чая.
Там-там в ушах от честного вранья.
А время, в наших кухоньках скучая,
другие обиходило края.
И наша Нерушимая Семья
Скандалом жизнь совместную кончает...

1990 г.
 

1.5. Одной ногой в могиле

В носу свербели сопли зло,
и пыль шепталась за ушами,
и мысли скорбные чело
избороздили полосами.
Кривился рот в немой тоске,
глаза смотрели по-собачьи.
Ползла по сморщенной щеке
слеза - дитя хмельного плача.

Бежали волосы с башки,
макушку стыдно оголяя.
Сверкали инеем виски,
о бренности напоминая.
Спина прикинулась горбом,
и шея выгнулась вопросом.
Ввалилась грудь, живот с трудом
удерживался от поноса.

Поникли плечи до колен
и руки-ноги дрожь ломала,
и даже самый главный Член
горел в работе вполнакала.
Спеша, как будто на пари,
толкалось сердце в ритме ломком.
И что-то екало внутри --
не то душа, не то печенка.

С напрягом было есть и пить,
и сон не шел глубокой ночью,
и стало, что там говорить,
все плохо, чахло и порочно.
И был бы это человек,
его б давно похоронили.
А целиком страна - хоть век*
живет одной ногой в могиле.

* оказалось - не более 74 лет.
 

1.6. Тупик

С лица нам воду не пить
и с рук нам грязь не смывать,
и ног казенных не бить -
нам просто сидеть и ждать.

И может, летней порой,
а может - в зимний мороз
придет былинный Герой
и всем нам утрет он нос.

Он все вопросы решит,
что сто лет стоят ребром,
и то, что сто лет болит,
растает случайным сном.

И мы его вознесем
на мраморный пьедестал,
чтоб был он виден кругом
и дальше жить не мешал.

Но как только мы уйдем
из тени его руки,
уткнувшись в стену, поймем,
что вновь забрели в Тупик.

С лица нам воду не пить
и с рук нам грязь не смывать,
и ног казенных не бить -
нам просто сидеть и ждать.
 

II. ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ

2.1. Управа

Страницы Летописи Вакха
все в винных пятнах и губной помаде.
Герой Цепей, Ножей и Мрака,
хлебнув для храбрости, сидит в засаде,
не зная, что он станет пленником добычи.
Его накормят до отвала
и ублажат безгрешные путаны.
Ему все время будет мало,
и будет пить стакан он за стаканом,
и очень быстро опьянеет с непривычки.

Проснется утром он в постели
с какой-то женщиной под правым боком.
И будет мучаться с похмелья,
и ночь прошедшую считать уроком
на тему, как порою вредно расслабляться.
Отвергнув ласки непреклонно,
он поспешит из этого борделя.
Коварством женским пораженный,
он будет нервно думать: "Неужели
меня любая так легко принудит сдасться?!"

С тех пор о нем никто не слышал.
Какой герой был, да весь вышел.
И те, кто вдруг его возжаждут славы,
пусть помнят: есть и на таких управа.
 

2.2. Уменье отказать

К этим стенам подползают на коленях,
воздевая руки к жарким небесам.
И весь день под солнцем бешеным прозренья
молят ниспослать невидящим глазам.

В полночь стены разойдутся. Некто в алом -
жалких странников блистательный кумир -
выйдет к молящимся и вздохнет устало:
сколько страждущих увидеть этот мир!

Он ведь помнит, что дает не только радость,
но и право видеть боль, позор и страх.
И не раз он слышал, как просили яда
те, кто грезил о всевидящих глазах.

Если б знали награжденные глазами
или те, кто к стенам вновь собрался пасть,
как кумир их просит долгими ночами
у Всевышнего уменья отказать.
 

2.3. Проросший пень

В глухом лесу ненастной ночью пень нечаянно пророс.
Покрылся зеленью, как будто голова - копной волос.
Перепугался пень изрядно - что решат другие пни?
И как его преображенье могут воспринять они,
ведь, как известно, плешь - прямое доказательство ума.
И как теперь ему избавиться от этого ярма?
Когда еще опять придет благословенный дровосек,
что разом догадался снять с него все лишнее навек.
И вот спустя года покоя эта гадость вверх ползет.
И знает пень, что лишь волнения она ему несет.
Теперь придется гнуться по ветру, листву зимой терять
и крону молниям в грозу на растерзанье отдавать,
на ветках - птицам, а в дупле - зверям жилье предоставлять,
людей от зноя и от ливня бескорыстно укрывать.
И пень встряхнулся, рассудив - ему все это ни к чему,
и вырвал корни из земли...
О пень! Мир праху твоему!
 

2.4. Крысиный король

Поглупел он на старости лет,
похудел от лечебных диет
и с трудом переносит обед,
тот, что раньше съедал за пятнадцать минут.
Ревматизм у него и склероз,
он пьянеет от запаха роз,
и в объятьях игривых стрекоз
он уже не способен вершить скорый суд.

Он давно разучился читать
и свою он теряет Печать,
как когда-то сумел потерять
в битвах совести ярых своих сыновей.
Он наследство свое сторожит,
и поэтому ночью не спит,
и мечом-кладенцом он гремит,
хотя в драке его свалит и муравей.

Он бессильно трясет головой,
в горе давится ржавой слезой,
из ушей его капает гной,
он так мерзок на вид, он почти идиот.
Где уменье стрелять и казнить?
Где желание ведрами пить?
Лишь осталась недобрая прыть
его подданных, ждущих, когда он умрет.

Он так стар, он так слаб,
но играет умело привычную роль.
Он своей власти раб,
но смотрите, как грозен Крысиный Король,
все еще Крысиный Король.
 

2.5. Болото

На востоке - солнечный бунт,
а с зюйд-веста тянет весной.
Мы рискнули и сели на грунт,
а он нас засосал с головой.
Болото!

Здесь тепло, но нечем дышать,
можно всплыть, но сверху гроза.
Можно жить, если тихо лежать,
нос зажав и зажмурив глаза.
Болото!

А соседи наши - лягушки и комары.
И приходят сюда в грязи поваляться свиньи.
И трясина глотает легко самый сильный взрыв,
и ни один рыбак свой сюда не забросит спиннинг.
Болото!

Мы искали мост или гать,
мы пытались высушить топь.
Но былая потеряна стать,
поостыла горячая кровь.
Болото!

Да и стоит ли рваться прочь,
если утром увидишь ты,
что трясина за эту ночь
добралась до городской черты.
Болото!

И вот уже асфальт прогибается под ногой,
и в сквере страшно кричит болотная птица.
И на проспекте осока встает китайской стеной,
и бородой из тины украсились наши лица.
Болото!
 

III. ПИЛИ, ПЬЕМ И БУМ ПИТЬ!

3.1.

В стакане, полном теплой водкой,
комар купался молодой
и матерился во всю глотку,
грозясь известь весь род людской.

Но чьи-то пальцы небрезгливо
его из водки извлекли
и раздавили, и тоскливо
ко рту граненый поднесли.

Но тосковал убийца злобный,
отнюдь не совестью мучим:
а попросту был в час сей скорбный
стакан последний выпит им.
 

3.2. Печальный рыцарь

Печальный рыцарь пил весь день
шампань, мадеру и портвейн.
И, выпив в доме все до дна,
соседа просит он вина.

Но не въезжает тот сосед -
"фигвам" шлет рыцарю в ответ.
Не знает, видно, тот сосед -
страшнее "недопила" нет.

По тем местам прошла война,
известен всем ее исход:
сосед, что пожалел вина,
двор в замке рыцаря метет.
 

3.3. Пополам

C утра квартира ходит ходуном -
сегодня мы с тобой за встречу пьем.
Жена сбежала к матери своей.
Мы пьем за всех знакомых и друзей,
мы пьем за Перестройку и Указ,
за счастье. Пьем мы как в последний раз.
За то, чтоб было плохо подлецу...
Но все придет к логичному концу:
Останутся последние сто грамм,
и мы разделим их напополам.

Но "недопил" - ужасная болезнь.
А впереди почти что целый день.
И мы, в отделе винном отстояв,
пьем в сквере за надежность наших прав.
Мы пьем за нефть, чугун, бетон и газ,
за счастье. Пьем мы как в последний раз,
как пили мы в Застойный Период,
но все к концу логичному придет.
Останутся последние сто грамм,
и мы разделим их напополам.

Но нам все мало. Шефу дав "пятак",
мы пьем в кафе трехзвездочный коньяк.
Мы пьем за жен, родителей, детей,
за то, чтоб все исполнилось быстрей.
Мы пьем за дружбу, что связала нас,
за счастье. Пьем мы как в последний раз,
ведь новой встречи ждать нам целый год.
Но все к концу логичному придет -
Останутся последние сто грамм,
и мы разделим их напополам.

И вот домой мы едем на такси.
И дальше пить, казалось, нету сил.
Но нам шофер бутылку предложил,
и я, карманы вывернув, решил,
что до того, как отойти ко сну,
нам стоит угостить мою жену.

С ней выпить за семью и за любовь,
чтоб не сердилась, чтобы завтра вновь
нам налила лечебные сто грамм,
Но их мы не делили б пополам!
 

3.4. Очередь

Я встал в этот хвост в половину второго,
в пять двадцать я был триста сорок седьмым.
Я спать лег в двенадцать у дуба большого,
к утру я замерз, встал голодным и злым.

День новый прошел незаметно и быстро,
продвинулся я аж на восемь шагов.
Сосед мне сказал (сам он родом из Истры),
что дал телеграмму, мол, жив и здоров.

Я тоже решил позвонить на неделе,
но только тогда, когда вход разгляжу.
Но вот уже месяц я здесь канителюсь -
ем, сплю и живу, за порядком слежу.

Вчера седину у себя я заметил,
расстроился, но продолжаю стоять.
Ведь цель так близка - ни мороз и ни ветер
решимость мою не сумеют сломать.

Прошел слух, что кончились водка и пиво,
и вся молодежь в хвост другой подалась.
Мне поздно уже - я больной и ленивый,
я здесь старожил, я здесь сила и власть.

Я вполз в магазин, на костыль опираясь,
пройдя наконец этот жертвенный путь.
Но сдали глаза, и я, даже стараясь,
не смог на пустую витрину взглянуть.
 

3.5. Гастроном

Открыли рядом гастроном,
красивый, новый, но притом
здесь не торгуют зельем гадким -
сухим, крепленым, горьким, сладким,
что помогает душам падким,
прорвав препоны и рогатки,
попасть пешком или верхом,
а иногда совсем ползком
в весьма гуманный желтый дом
на косогоре.

Толкутся люди у дверей,
зайдя вовнутрь, спешат скорей
к прилавку, где всегда красиво
располагаются массивы
напитков крепких и не слишком,
для алкашей и важных шишек,
где напечатана курсивом
подслеповато, косо, криво
цена загульного порыва,
людского горя.

Со звоном рушится мечта,
ведь на витринах пустота.
Идут несолоно хлебавши
те, кто, к открытию прорвавшись,
всех заражали оптимизмом,
чтоб успокоить организмы
глотком "Имбирной" иль "Кавказа",
или другой какой заразы.
Их жизнь бы стала легкой сразу,
кто ж с этим спорит.
 

3.6.

Не болит голова у дятла,
не болит голова у коня.
У дельфина болит она вряд ли,
а болит голова у меня...

Все они пьют одну только воду.
Вкус вина им всем незнаком.
Этих тварей не мучал сроду
ранним утром похмельный синдром...
Ранним утром похмельный синдром!
 

3.7.

Печальный гений изобрел с похмелья
новейший самогонный аппарат.
И производит огненное зелье,
пуская в дело рудный концентрат.

С тех пор шахтеры трудятся на славу,
сверх плана гонят тонны на-гора.
И после смены каждому по праву
за полцены отмеряют сто грамм.

Довольны все - и Гений, и начальство,
шахтеры просто без устатку пьют,
не глядя, что в копыта слиплись пальцы,
что хвост пробился и рога растут.
 

1    2    3