Русские березки  Сижу за столом и силюсь создать Нечто в некрасовском стиле. Мол, тихо дубы вдоль дороги стоят, И ели уныло застыли. Мол, скрылись давно на юга журавли, Ну все же февраль на дворе. Мол, грустная песня затихла вдали, А пес заскулил в конуре.

Сергей Феклюнин (Фесеев) и его русские березки

Вот тощая кляча трусит кое-как,
В санях сидит пьяный мужик,
Последний рублишко отвез он в кабак,
И путь его к дому лежит.

Понятно, что дома жена с животом,
Злая, как бешеный черт,
Устроит скандал, но это потом,
А пока жизнь нормально течет.

От мелкого снега над полем туман.
Мужичок уж присыпан снежком.
Его пожалев, я наполнил стакан,
А закусил пирожком.

Эх, нелегка ты мужицкая доля,
И короток путь до могил.
С утра и до ночи труд рабский, тяжелый.
Всплакнул я и снова налил.

Так и сидел, угрюм и печален,
Пил водку и ел пироги.
Кухарка ворчала: «Накушались, барин».
И Мишка снимал сапоги.
 

* * *

А если ночь и тишина
И пустота связала руки
Нахально-круглая луна
В проем квадратного окна
Как символ беспросветной скуки
Глядит, отбрасывая тени
От тех предметов на столе
Что спят устав от впечатлений
И от загадочных растений
Что в недостаточной земле
Забылись нервно нездорово
В своих тропических мечтах
И ты лежишь и ищешь снова
Одно единственное слово
А вместо слов приходит страх?
 

Старик

В этот вечер весенний
Он сидит на крыльце.
Нет ни капли сомнений
На пропитом лице.

Заскорузлые руки,
А в зубах – «беломор».
Непонятные брюки,
Тусклый взгляд на забор.

Распушенные брови
Закрывают глаза.
Нос мясистый лиловый,
И от дыма – слеза.

Чаша жизни испита,
Но еще не до дна.
В эту чашу налито
Полбутылки вина.
 

* * *
Любителю «Машины времени»

Все очень просто (знакомый мотив) –
Есенин Сережка списан в архив.
В школьной программе – Мирмов Илья.
Кто-то свихнулся: ты или я...
 

* * *

Ричард Голубеев, ярчайший из поэтов,
Талантливый создатель элегий и сонетов,
Их штук примерно 200 за лето сочинил.
История такая про рыцаря чернил.
Продал он телевизор и мотоцикл «Урал»,
Еще у друга занял и книжечку издал.
Теперь свои шедевры сидит и продает
В подземном переходе уже не первый год.
 

Еще одна книга

Еще одна книга сорвавшимся небом
Упала, пришибла, сровняла с землей.
Я снова раздавлен и корчусь нелепо,
Такое все чаще бывает со мной.

К чужому таланту нахальная зависть,
Мешаясь с восторгом, травмирует душу.
Я знаю, что я от нее не избавлюсь,
Дурную традицию вряд ли нарушу.

Я буду завидовать, так же как прежде,
Красивым словечкам, талантливым рифмам,
Себя уличая в бесплодной надежде
Подобное что-то суметь подарить вам.
 

* * *

За хорошо всегда приходит плохо.
Тебя целуя, я наверно знаю –
С утра начнется новая эпоха,
В которой мы друг друга потеряем.

И буду я лепить свои стихи,
Рифмуя тупо: плохо и эпоха.
И расстояние от счастья до тоски
Короче, чем от выдоха до вдоха.
 

Здоровый дух
(в больном теле)

«Вам надо срочно подлечиться», –
Сказала мне в конце недели
Молоденькая докторица
С повадками фотомодели.

И я сижу в своей квартире,
Квартира эта хуже клетки,
Совсем отрезанный от мира,
Пью бесполезные таблетки.

Полдня – с утра и до обеда –
Я жду, валяясь на кровати,
Когда придет меня проведать
Мой доктор в беленьком халате.

– Нет, я не умер. Бог хранит.
А что болит – болит душа.
Вам не идет серьезный вид
(Чертовка – как же хороша).

Мой врач спешит, почти летит.
Я для нее «один из них».
Когда еще раз забежит,
Я посвящу ей этот стих.
 

* * *

Вот и шляемся по буквам от дара до пошлости,
Да все держим наготове бумагу с пером.
Свои опыты зовем не иначе как творчеством,
Да только строчки эти рублены топором.

А на дорожке кривой не одни уж ноги стоптаны.
Пусть дорожка та одна да на всех.
Ты гуляй-ходи на все четыре стороны,
Пусть пышным цветом распускается неуспех.
 

«Bend sinister»?

Вот волокут его на суд.
Со всех сторон кричат, плюют.
Там сотни глаз и все в упор,
И свет в упор и хохот вслед,
И каждый зритель – прокурор,
А адвоката вовсе нет.

Всю жизнь стремившийся к теплу,
Теперь размазан по стеклу.
И микроскопы жадных глаз
Его на атомы кроят.
Но есть один последний шанс
Остановить весь этот ад.

Из-под контроля выйти вон,
Суметь сдержать невольный стон.
И там бежать, бежать вперед,
Ведь на семь бед один ответ.
Сбежать с ума – надежный ход.
И ты свободен. Всем привет!
 

* * *

Мы падали вставали
Не прятали глаза
Любить не уставали
Теряли тормоза
Когда обида гложет
Мы помнили одно
В тяжелый час поможет
Крепленое вино

Хмельные разговоры
Расплывчатая суть
Расправленные шторы
Колышутся чуть-чуть
И становилось тесно
И мысль просилась вдаль
И уступала место
Привычная печаль

Эй мудрые поэты
Властители умов
Дымок от сигареты
Надежней ваших слов
Но славное начало
Бесславного конца
Обычно не хватало
И не было гонца

И приходило утро
Тоскливо и уныло
И говорило хмуро:
Осталось все, как было
И вдруг тускнели взоры
И вдруг смолкали споры
Кончались разговоры
И раздвигались шторы

И значит все сначала
И денег ни хрена
И за окном вставала
Огромная страна.
 

Психотерапия

Мне говорят: не думай о плохом,
И я пытаюсь судорожно вспомнить,
О чем бы мне подумать о таком,
Что сможет сердце радостью наполнить.

Я прогоняю своих мыслей строй,
Пытаясь хоть за что-то зацепиться,
Но нагло поисчерканы тоской
Воспоминаний серые страницы.

Друзей немного, да и те в делах.
Любимых женщин... это тоже грустно.
А что еще? Футбол? Футбол зачах.
Болит печенка и в кармане пусто.

А все кричат про вечную любовь.
Не удается даже вставить слово.
А если что – заткнись, не сквернословь,
И смотрят укоризненно-сурово.

Куда направить мысленный свой взгляд?
На чем бы на минуту задержаться?
Сейчас, наверно, перейду на мат.
«Не думай о плохом»... Спасите, братцы!
 

Родина
(По мотивам произведений Александра Васеленка)

Я наброшу пальто
На твои эрогенные зоны.
Все равно в этих зонах никто
Не находит покуда резона.

Ты лежишь, как бревно,
Безучастна и сверхтерпелива.
И в Петрово Окно
Жадно смотришь на женщин счастливых.