Мельбурн встретил нас неприветливо. Наступал вечер, быстро темнело. Влажная мгла накрывала аэропорт. Мы с Пашкой с опаской ожидали таможенного досмотра. Еще бы! Мы везли в багаже портативную бурильную машинку, а местных таможенных правил мы не знали. Положение усугублялось еще и тем, что Пашка довольно плохо говорил по-английски. Что же касается меня, языка я не знал абсолютно. 
 

                 II 

         Как мы и предполагали, широко улыбающаяся таможенница жестом указала на чемодан. Павел
   откинул крышку и перед взором предстал аккуратно уложенный сверкающий полированными боками
   стальной агрегат, купленный нами в Гонконге буквально 6 часов назад. Таможенница с удивлением
   что-то пробормотала. "Что она говорит?" -- спросил я вконец растерявшегося Пашку. "Спрашивает,
   зачем нам это", -- дрожащим голосом ответил он. "Дас ист литтель, литтель!" -- закричал я размахивая
   руками, пытаясь показать, какая маленькая у нас машинка, -- "Унзере миксер ист кляйнен-литтель!" -- не
   унимался я. "Миксер", -- одобрительно сказала таможенница и, как потом перевел мне Пашка, спросила,
   все ли у нас в порядке и нужна ли нам помощь. Увидев, как она, улыбаясь, открывает нам турникет, мы
   схватили вещи и ринулись вперед. 

         III 

         Как нам объяснили при покупке, портативная бурильная установка работает на бензине. Подходит,
   например, автомобильный бензин. Провезти в багаже бурильную машинку нам не составило больших
   хлопот, брать же с собой в полет канистру с бензином мы побоялись. Итак, надо было где-то купить
   бензин. Мы стояли на площади перед Мельбурнским аэровокзалом и обсуждали различные варианты.
   Страшно хотелось пить. "Идем вон туда, на автостоянку", -- предложил я, -- "купим бензин у кого-нибудь
   из водителей!". Нам повезло: у одной из машин стояла женщина лет шестидесяти и собиралась в нее
   садиться. "Сорри!" -- заорал Пашка, -- "Вери нид бензин!". "Фор унзере миксер", -- добавил я, показывая
   на чемодан. Аборигенка что-то быстро ответила. "Она спрашивает, может, мы говорим по-французски
   или еще на каком языке", -- перевел Павел. "Русский?" -- не надеясь, спросил я. Неожиданно женщина
   ответила: "Я учил мало русский! Тетя мой был русский! Помогать? Москва?" -- "Нам нужен бензин для
   унзере..." -- начал было я. Пашка вмешался и стал говорить очень медленно и разборчиво, чтобы
   австралийке легче было понимать: "Три литры бензин для наша машинка, можно в стеклянной банке".
   "Конейшно! Наливать! Машинка!" -- обрадованно поняла она. Мы открыли чемодан, показали наш
   аппарат и объяснили, что нам нужна канистра с бензином, хотя бы литра на три. Иностранка достала из
   багажника 10-литровую пластиковую канистру с бензином и, улыбаясь, протянула ее нам. Я пошарил в
   кармане, вынул несколько помятых стодолларовых купюр и протянул ей одну. Наша спасительница
   изменилась в лице и отшатнулась. "Она что, никогда не видела американских долларов?" -- тихо удивился
   Пашка. Я положил деньги обратно в карман. Мы тепло попрощались с дамой, которая тут же села в
   машину и уехала в бескрайнюю даль. 
         Павел держал чемодан с машинкой и рюкзак, у меня в руках была канистра и сумка с примусом,
   котелком и сухофруктами. Крупу мы собирались купить по дороге. Мы стояли и молча думали. 

         IV 

         Мы совершенно не знали, куда нам теперь. Нам с Павлом раньше никогда не приходилось бывать в
   этих местах. Времени оставалось мало, необходимо было прибыть к месту еще до рассвета. Февральские
   ночи на восточном побережье Австралии влажные и теплые. Что радовало, тут совершенно не было
   комаров. Развернувшись, мы зашли в здание аэропорта. Без больших проблем мы поменяли часть наших
   денег на австралийские доллары (вот, оказывается, как называется местная валюта!), зашли в кафе, где
   выпили по два стакана какого-то немецкого пива (автралийское мы пить побоялись, еще неизвестно, что
   оно из себя представляет* ) и съели по пирожку с чем-то рыбным. Стало хорошо, захотелось спать. В
   том же ресторане мы поинтересовались, где находится Хоршам, то место, ради которого мы перлись в
   Австралию аж из самой Твери. Оказалось, довольно далеко, больше двухсот миль. Ближайший поезд в
   нужном направлении стартовал только завтра, да и то во второй половине дня. Поинтересовавшись, во
   сколько могло бы обойтись подобное путешествие на такси, мы были приятно удивлены. Названная
   сумма нас вполне устроила, и мы отправились в путь. 
   _____________________________
        * Теперь, чтобы попробовать настоящее австралийское пиво, вовсе необязательно лететь в Мельбурн -- 
   в Москве "Foster's" можно приобрести практически в любом киоске. 

         V 

         В поселок мы прибыли глубокой ночью. "Самое время для поиска заброшенной шахты" -- пошутил я.
   Дело в том, что именно в этой шахте, судя по имеющимся у нас схемам, может находиться отгадка так
   называемой "Тайны кадмий-никелевой руды". К моему ужасу, Пашка мою шутки принял всерьез. Шахту
   найти оказалось несложно - все же молодец Павел, не стал сразу отпускать водителя! Мы зашли в
   единственный во всем Хоршаме ресторан, заказали легкий ужин и разузнали обо всем, что нас
   интересовало. В этом же ресторане мы подкупили крупу и кое-какой необходимый провиант, в том числе
   пять пачек прекрасного английского чая. Заброшенная шахта находилась в десяти милях южнее поселка
   и, подкрепившись, мы отправились туда. 
 

         Научные исследования никогда не привлекали властей как объект приоритетного финансирования. И
   сейчас скудные средства, идущие на развитие отечественных исследований, распределяются
   неравномерно. Тут учитываются и научные направления (причем не только с точки зрения перспективы,
   но и дороговизны - менее затратный в целом проект - всегда лучше), часто учитывается и человеческий
   фактор. К примеру, если руководитель исследовательского проекта - скандалист, если он знает, где и
   когда надо стукнуть кулаком по столу, кому пожаловаться, где поругаться, а где потребовать
   положенного и неположенного, то с ним стараются не связываться и обычно выделяют необходимые
   средства. Эти начальники, как правило, никудышные ученые - еще бы: все свои силы они тратят, чтобы
   урвать побольше для себя и для своего эксперимента. А бывают настоящие ученые, известные всему
   миру по своим публикациям, изобретениям, открытиям. У таких обычно нет времени (да и способностей
   не хватает) на выбивание денег. А помощников, готовых заниматься этими делами ни в грош не ставят в
   высших кабинетах, справедливо указывая: "А ты кто такой?". Как правило, среди таких ученых
   добиваются успеха лишь теоретики, чья работа не требует больших финансовых вливаний. Была бы
   бумага, ручка и пишущая машинка с помощником, умеющим быстро печатать под диктовку. 

         Но не только от руководителя или выбранного модного направления исследований зависит
   распределение финансовых потоков. Многое зависит от местоположения и размеров научных
   институтов. В почете - крупные научные учреждения, расположенные, как правило, в Москве или
   Санкт-Петербурге. Одно время деньги перечисляли также и в Новосибирский научный центр.
   Провинциальные же институты, такие, как, например, Всероссийский научный институт лесных
   заготовок (ВНИЛЗ) в Петрозаводске или Саратовский Научно- исследовательский институт рыбного
   хозяйства (НИИРХ) вынуждены надеяться больше на себя, зарабатывая на сдаче в аренду пустующих
   помещений коммерческим фирмам или заключая договора на проведение экспертизы качества
   поставляемой на экспорт древесины (в случае с Петрозаводским институтом) или на сертификацию
   рыбных консервов местного комбината (в этом случае на банках с сардинами появляется гордое:
   "Одобрено специалистами Областного Ордена Трудового Красного Знамени НИИ Рыбного хозяйства
   имени А.Килькина"). По иронии судьбы у нас с Пашкой с собой в Австралии оказалось несколько
   баночек "Килек в томате", сертифицированных как раз этим самым институтом* . 

         VII 

         Институт вопросов геологии (НИИВГ), в котором числимся мы с Пашкой, расположен недалеко от
   Твери, в шикарной лесистой местности. В наши края любят приезжать за грибами даже из Москвы. А уж
   когда вызревает клюква, москвичи прутся в наши окрестности целыми электричками. В результате с
   каждым годом клюквы и грибов у нас становится все меньше, приезжих, "знающих одно грибное место,
   правда, далеко, под Тверью", появляется все больше. Дошло дело до того, что местные жители как-то в
   июне встретили в лесу москвичей, специально приехавших собирать... ландыши. 

         Массовые заготовки пришельцев создают нам серьезные проблемы. Дело в том, как вы уже поняли,
   мы с Павлом обитаем в самом что ни на есть провинциальном институте со всеми вытекающими отсюда
   проблемами финансирования. Положение осложняется еще и тем, что начальник наш не относится ни к
   первой, ни ко второй из описанных выше категорий. То есть он не принадлежит к числу талантливых
   администраторов. Скорее, он - совсем никудышный администратор, кроме того, он не тянет и на
   маститого ученого-теоретика. Наш начальник - простой алкаш, которого до сих пор не выгнали из
   института только потому, что у него за многолетнюю службу установились тесные, очень дружественные
   отношения с вышестоящим начальством. Причем отношения эти сложились на почве постоянных
   совместных пьянок. В результате проблемами финансирования никто не занимается, Институт получает
   крохи, которых едва хватает на содержание управленческого аппарата. Все рядовые сотрудники
   института уже год как отправлены в неоплачиваемые отпуска. 

         VIII 

         Мы с Павлом - настоящие ученые, без науки жить не можем. К тому же, мы не любители выпить,
   поэтому отношения с начальством сложились довольно напряженные. Но сидеть год без дела - не наша
   стихия. Мы любим приключения и авантюры, препятствия и преграды (что, впрочем, одно и то же).
   Первые месяцы, находясь без работы, мы путешествовали по просторам Тверской губернии, исследуя
   химический и биологический состав почв и попутно собирая ландыши, смородину, чернику и клюкву (в
   зависимости от сезона). Но когда мы впервые прочитали в Пашкином переводе свежий номер "The Real
   Geological Discoveries" и узнали там о существовании кадмий-никелевой проблемы, мы загорелись
   желанием непременно внести свою лепту в ее решение. Как мы поняли из статьи, еще в незапамятные
   времена люди наряду с железом и медью активно пользовались и никель-кадмиевыми сплавами,
   обладающими чудесными электрическими свойствами. Химия тогда была развита не особенно хорошо, и
   населяющие Землю племена добывали этот сплав непосредственно из кадмий-никелевой руды. Чудом
   сохранившиеся до наших дней образцы сплава тех лет и сейчас демонстрируют человечеству
   непревзойденные электрические характеристики. Но вот проблема: ученые со всего мира, используя
   образцы чистых металлов - никеля и кадмия до сих пор не могут получить сплав с требуемыми
   свойствами. То удельное сопротивление подкачает, то ЭДС барьера самоиндукции имеет низкую
   полярность. И тогда ученые (продолжая проводить эксперименты по искусственному получению
   чудесного сплава) задумались: может быть, где-то до сих пор сохранилась та самая руда, из которой
   древние выплавляли замечательные приспособления, облегчающие им быт. 

         Правительства продвинутых в научном смысле стран постепенно стали выделять миллионы долларов
   на поиски сохранившихся фрагментов редкой породы. К таким странам, как США, Япония и Франция
   уже подключились Китай и Израиль. В Китае для этой цели был даже специально образован Институт
   никелевых сплавов и руд ( YАВБ ). Обо всем об этом мы узнали из той самой научной статьи (кстати,
   кому интересно, вот точная ссылка: The Real Geol.Dis.,17,1998,p.611 ) и немедленно решили в
   поисках руды присоединиться к армии ученых-минералогов, тем более, что заняться в то время нам было
   больше нечем. 

          IX 

         Планы ехать именно в Австралию возникли не случайно, а в результате изнурительной работы с
   научной литературой. Когда имеющихся у нас с Павлом журналов стало не хватать, мы даже как-то раз
   съездили в Москву, в Ленинку, где, как оказалось, хранится ошеломляюще большое количество работ по
   нашей тематике. Безусловно, в далекие времена люди не умели строить глубоких шахт, поэтому мы
   единогласно решили, что если где-то и сохранилась чудесная руда, так только в старых, неглубоких
   разработках. Мы сосредоточились на старинных заброшенных шахтах небольшой глубины (для
   определенности выбрали глубину в пределах 200 метров). Оказывается, в мире не сохранилось ни одной
   шахты тех далеких времен. Но - не беда. Шахту в районе месторождения могли построить и позже, когда
   добыча и использование никель-кадмиевой руды прекратилось, а технология получения сплава была
   утеряна. Возможно, что то на одном, то на другом горно-обогатительном комбинате попадаются
   микрочастицы той руды, просто старатели не обращают на них внимания. Ученые со всего мира,
   ободренные таким предположением, разбрелись по подобным производствам в надежде выделить
   желанные фрагменты из сотен тысяч тонн перерабатываемой породы. 

         Мы с Павлом, в отличие от большинства поисковиков, сосредоточили свое внимание в основном на
   заброшенных шахтах, главным образом потому, что там нам никто не будет мешать работать. Нет там и
   занудных требований по технике безопасности, режима работ, гудящих механизмов, пыли и сыплющихся
   на голову камней из-под отбойных молотков. Мы уже бывали на действующих подземных разработках и
   знаем, как это неприятно. Австралия привлекла наше внимание по нескольким причинам. Во-первых, эта
   страна пока еще не стала местом паломничества ученых-минераловедов, а конкуренты, как правильно
   говорит Павел, нам в таком деле ни к чему. Во-вторых, в Австралии полно заброшенных шахт, причем,
   по преданиям, вблизи некоторых в прошлые времена наблюдались интересные электрические эффекты,
   как, например, неожиданное возникновение разности потенциалов с таким же неожиданным этой самой
   разности пропаданием. Особенно много пишут про электрические курьезы в Хоршаме (провинция
   Виктория), а ведь там рядом как раз имеется заброшенная шахта с максимальной глубиной по разным
   данным от 200 до 350 метров. В-третьих, Пашка давно собирался слетать в Гонконг по своим
   коммерческим делам, так что оба мероприятия можно было совместить. 

         Итак, наши исследования было решено начать с Австралии. Ранним февральским утром мы вылетели
   рейсом из "Шереметьево" на Гонконг. По прибытии мы с Павлом временно разделились. В течение трех
   дней, пока Павел встречался со своим компаньоном, я штудировал литературу. Сначала я прочел стопку
   ксерокопий, привезенных с собой из России, потом, когда читать стало уже нечего, я записался в
   местную библиотеку. Следует сказать, что работа в библиотеке не была продуктивной. Языковый барьер
   давал о себе знать - большая часть имеющейся там научной литературы была на английском языке,
   поэтому я ограничился изучением карт и таблиц минералов. В среду днем я, как и было условленно,
   встретился с Павлом в аэропорту. Там Павел немедленно похвастался только что приобретенной им
   бурильной машинкой. Через два часа мы уже молча сидели в парящем над океаном самолете и каждый
   думал о предстоящих приключениях. 

         __________________________________________
         * Все названия институтов, их местоположение, а также порядок финансирования научных учреждений в нашей стране выдуманы. Жителей упомянутых в повести городов, работников отраслевых НИИ с похожими на перечисленные в повести названиями прошу не обижаться. Обращаюсь также к министрам науки, финансов, экономики, рыбной и лесной промышленности, геологии, другим министрам, к руководителям Российской Академии наук, к Премьер-министру, Президенту Российской Федерации и российским парламентариям - отнеситесь к моей повести с пониманием, я никого не хотел обидеть. Приношу извинения г-ну А.Килькину, имя которого я без согласования присвоил вымышленному институту.