Наука в вузах: рецепты выживания и развития. Интервью с Г.Гольцманом

[Сергей Шишкин]

Полные ПДФ-версии номеров газеты «Троицкий вариант» находятся по адресу http://www.scientific.ru/trv.

Троицкий вариант. Выпуск № 6N (818), 24 июня 2008 г. Стр. 6-7.

Наука в вузах: рецепты выживания и развития


Григорий Гольцман
(С сайта http://pdmpsu.ru/struktura.html)

Григорий Наумович Гольцман - доктор физико-математических наук, профессор, заведующий кафедрой общей и экспери-
ментальной физики Московского педагогического государственного университета, руководитель Учебно-научного радиофизи-
ческого центра факультета физики и информационных технологий МПГУ.


- Расскажите, пожалуйста, о вашем центре - его истории, специфике. Сколько сейчас сотрудников и аспирантов, каковы основные направления деятельности УНЦ?

- Начать с истории, пожалуй, правильно. На нашей кафедре в 20-30х годах прошлого века работали выдающиеся физики И.Е. Тамм, Г.С. Ландсберг, А.А. Андронов. Еще до этого работал ректором С.А. Чаплыгин, который ушел, создав ЦАГИ. Их влияние и даже влияние менее известных физиков ощущается до сих пор. Например, демонстрационный кабинет по физике более 100 лет назад создавал профессор А.А. Эйхенвальд. В результате большое количество работающих приборов 19-го и даже 18-го века (практически антиквариат) демонстрирует в действии на лекциях основные физические опыты. Они производят неизгладимое впечатление на студентов младших курсов не только тем, что показывают, как все происходило в старые времена, но и своей своеобразной эстетикой - бронза и стекло. История дала нам и несколько очень квалифицированных профессоров, которые в силу возраста уже не могут активно выдавать новые научные результаты, но незаменимы как лектора и научные консультанты.

В 50-х годах, когда в нашей стране появлялись многие институты для обслуживания ВПК и создания кадрового потенциала науки и техники, на кафедре работали молодые физики В.С. Эткин и Е.М. Гершензон, а также их руководитель профессор Н.Н. Малов; они создали Проблемную радиофизическую лабораторию (ПРФЛ), которая и переросла в современный учебно-научный радиофизический центр. Хочу отметить одну из особенностей того периода: в лабораторию приезжали целевые аспиранты со всех концов Советского Союза и уезжали назад. До настоящего времени во многих педагогических институтах страны трудятся некоторые из этих преподавателей и рекомендуют нам талантливых ребят на дальнейшее обучение.

Постоянных сотрудников центра очень мало, так как практически нет базового финансирования. Те, что есть, это в основном технические специалисты. Аспирантов примерно 10 - 15 человек, но на самом деле продолжающих работать над диссертацией более 20. Дело в том, что 3 года аспирантуры в экспериментальной физике - это совершенно недостаточный срок. Особенно для выпускника периферийного педагогического вуза, который с современным экспериментом до этого вообще дела не имел. Даже для талантливого и очень настойчивого человека при этом нужно лет 5, чтобы защитить диссертацию с исследованиями мирового уровня, а часто уходит еще больше времени. Значительная временная составляющая - стажировки в зарубежных университетах или исследовательских институтах, так что одновременно находятся в лабораториях УНЦ заметно меньше молодых исследователей. Кроме того, в лабораториях работают студенты и магистранты, так что в целом очень много молодежи.

К специфике работы УНЦ я бы отнес то, что мы занимаемся и фундаментальными исследованиями, и прикладными разработками, развитием технологий и их коммерциализацией, т.е. мы осуществляем полный инновационный цикл. Результатом работы, таким образом, являются не только статьи в высокорейтинговых научных журналах, новые технологии и практические устройства, но и, главное, специалисты с высокой квалификацией, либо продолжающие дальше академическую карьеру (фундаментальная наука и преподавание в университетах), либо работающие на предприятиях в научно-технической сфере. При этом выпускники со способностями и желанием вести фундаментальные исследования составляют обычно не более 10 - 20 %, остальные часто талантливы в другом: кто-то не очень интересуется совершенно абстрактными вещами, но с удовольствием разрабатывает новые технологии и практические устройства, где соревнование с другими разработчиками совершенно зримо и явно. Кому-то интереснее всего представить конечную продукцию заказчику, научить его работать со сложной наукоемкой техникой и видеть, как резко продвигается его научная работа с использованием нового инструмента. В результате руководители групп в центре и директора малых компаний - в основном молодые люди, кандидаты наук, в возрасте от 30 до 37 лет.

Научные и прикладные направления УНЦ включают в себя неравновесные явления в сверхпроводниковых наноструктурах, в полупроводниковых гетероструктурах пониженной размерности, квантовую оптику и терагерцовые технологии, сверхчувствительные приборы для радиоастрономии и их применение в космических и высокогорных обсерваториях, микроволновые свойства дисперсных сред и применение к сепарации металлических руд. В инфраструктуре центра есть технологическая лаборатория тонкопленочных наноструктур с обеспыленным помещением и полутора десятками установок напыления, литографии, сухого травления и т.д., устойчиво воспроизводящая структуры с точностью в несколько нанометров, криогенная станция с ожижением гелия и замкнутым циклом его воспроизводства, электронная и механическая мастерские.

- В вашем центре обучаются в основном иногородние аспиранты, неужели в Москве не хватает талантливых ребят?

- Действительно, у нас больше иногородних аспирантов, чем москвичей, и это легко понять: таланты распределены примерно равномерно по стране, но в Москве больше разных возможностей. Талантливый молодой человек на периферии не всегда достаточно активен и решителен, чтобы поехать учиться в столицу, но если он поступает в местный пединститут и оказывается в поле зрения нашего бывшего выпускника, он может решиться уехать из-за очень ограниченных возможностей для научной работы в целом ряде регионов и слабой мобильности. Много талантливых людей в нашей стране не реализует свой потенциал. Наличие способных и культурных молодых людей, приезжающих в учебно-научный центр с большим желанием включиться в интересное дело, пусть и недостаточно подготовленных, но быстро догоняющих своих московских сверстников, работавших в УНЦ в студенчестве, - одно из самых привлекательных особенностей научной работы в нашей стране. Ни в одной западной стране мне бы не удалось иметь в одной лаборатории столько способных и желающих работать аспирантов, как это удается сделать в нашем центре.

- Насколько я знаю, у приходящего в аспирантуру УНЦ нет поначалу постоянного наставника, и он может свободно выбирать, чем ему заниматься. Это весьма необычно, почему Вы избрали такой способ работы с молодежью?

- Это не столько свободный выбор, сколько необходимость освоить приборы, оборудование и методики, имеющиеся в центре. Для этого лучше всего подходит выполнение рутинных измерений в разных группах, выполнение наиболее простых прикладных заданий и т.д. При этом начинающий прикреплен к определенной группе, но если он включится сразу в серьезные исследования, то довольно длительное время он будет обузой для группы.

- Что вы считаете главным в работе с аспирантом?

- Главным я считаю погружение его в интеллектуальную среду, постоянное общение с другими аспирантами разных возрастов, исследователями и преподавателями в процессе научной работы, обсуждений, семинаров, написания статей и т.д., одним словом, надо «вариться». При этом поток новых знаний входит естественным путем, без сверхусилий и часто как бы незаметно. Нередко слышу от аспирантов 2-го и 3-го года жалобы на то, что читается недостаточно лекций и, тем самым, их мало «учат». Если при этом задавать конкретные вопросы по экспериментальной физике и по теории их непосредственных экспериментов, то ответы оказываются гораздо лучше и глубже, чем после прослушивания соответствующих аудиторных курсов.

- На что могут рассчитывать выпускники вашего центра после окончания аспирантуры, куда они уходят - становятся сотрудниками УНЦ, уходят в российские НИИ и вузы, уезжают за границу или идут в ненаучный бизнес?

- Долгое время в основном уезжали за границу, после создания у нас малых наукоемких компаний - больше остаются у нас, но не только в компаниях, а часто в науке. Кроме того, почти все оставшиеся преподают. Значительно меньше уходят в ненаучный бизнес, в РАН или в вузы. В первом, хотя и значительно больше платят, но чаще всего работа неинтересная: передовых разработок немного, больше - применение зарубежных технологий. Одного из лучших выпускников, обладателя гранта Президента для молодых кандидатов наук, я сам уговорил перейти на основную работу в один из самых престижных институтов РАН, оставив, правда, ему у нас возможность преподавания, научной работы и руководства группой. В советские времена это был типичный способ совместительства, сейчас получается плохо: он пока никак не может освоить специфические условия академического института. При этом стажировка в Гарварде, в Смитсонианской Обсерватории, прошла у него очень успешно.

Что касается российских вузов, то очень трудно найти в них лабораторию с наукой мирового уровня; ни один наш выпускник туда не перешел.

- Не жаль, что так много ребят уехало за границу?

- Жаль или не жаль, эти эмоции неконструктивны. Кроме профессиональных причин у выпускников есть другие, часто не менее важные, чтобы уезжать или не уезжать. В любом случае, реализующийся талантливый человек не только ценен сам по себе, но и очень полезен для центра. В течение уже многих лет большая часть наших выпускников уезжала, и теперь во многих научных центрах мира у нас есть опорные точки, куда легко прислать на стажировку даже начинающего молодого человека с недостаточным знанием языка, со столь же недостаточным знакомством с иностранными приборами и оборудованием, с организацией научной работы, с культурой страны и т.д. Кроме того, на профессиональных международных конференциях всегда много наших выпускников, которые всегда помогут начинающему.

- Почему вы считаете, что следует уделять значительное внимание прикладным исследованиям, неужели нельзя заниматься фундаментальной наукой, не отвлекаясь на "добывание денег"?

- В российском вузе, кроме, может быть, МГУ - это невозможно. Базового финансирования практически нет (в нашем бюджете оно составляет несколько процентов), программа фундаментальных исследований РАН для вузов закрыта, а РФФИ дает только небольшие гранты. Кроме того, в РФФИ, видимо, отслеживается, чтобы в одной и той же лаборатории не было много грантов одновременно, так как бюджет фонда очень ограничен. Так или иначе, больше 10 - 15% нашего бюджета мы в РФФИ получить не можем, хотя подаем проекты на многие конкурсы со дня основания фонда. Можно предположить, что не принятые проекты недостаточно конкурентноспособны и поэтому не получают финансирования. Однако на ту же самую работу мы часто получали гранты иностранных фондов, где конкурс гораздо выше. Особенно интересная ситуация бывает на международных конкурсах РФФИ. Как известно, РФФИ не предоставляет участникам выписки из рецензий, в то время как иностранный партнер это делает. В случае, когда проект проходит или не проходит в обоих фондах одновременно, ничего необычного не происходит. Однако, если иностранный фонд высоко оценивает совместный проект, а РФФИ низко, возникает интересный конфликт. В одной из наших попыток с голландским партнером совместный проект был высоко оценен в Голландии, наш партнер прислал полностью положительную выписку из рецензии и поспешил поздравить нас с совместным грантом. Однако, вскоре мы узнали, что в РФФИ проект не принят. Нам обоим было интересно, что же такого отрицательного нашли эксперты РФФИ, но я сразу уведомил коллегу, что узнать это не представляется возможным. Он все же попытался сделать это через голландский фонд, но к своему удивлению потерпел неудачу. Этот грант нам так и не достался.

На лоты Роснауки мы за эти годы тоже написали несколько десятков заявок, но добились только того, что в прошлом году в «рейтинговой расстановке участников конкурса» наше место часто оказывалось сразу под чертой, то есть, если лот один, то наше место второе, если лотов шесть - то седьмое, а если восемь - то девятое. Только один раз за все эти годы «вратарь заснул» и мы получили лот, но не на исследования, а на «организацию стажировок молодых ученых и преподавателей в ведущих научных центрах», что мы и так делаем постоянно за свой счет. В том году мы таким образом покрыли часть своих расходов на стажировки за счет этого лота.

Еще один грантовый канал, по которому удается регулярно проходить - это гранты Президента для поддержки научных школ и молодых кандидатов наук. Хотя я не могу это рассматривать как финансовую поддержку, а скорее как ценное общественное признание нашей работы.

Тем не менее, финансирование фундаментальных исследований таких центров, как наш, в последние годы стало ухудшаться. Это связано с тем, что многие иностранные научные и образовательные фонды сворачивают финансирование в России. Довольно давно прекратил работу Соросовский фонд ISSEP, работу которого потом несколько лет в Москве финансировало московское правительство, правда, в существенно меньшем объеме, а потом вообще прекратило. Прекратил свое существование Европейский фонд INTAS; американский фонд CRDF сократил свое финансирование настолько, что это эквивалентно исчезновению. Практически единственный оставшийся зарубежный источник - Европейская рамочная программа, в которой российские группы, хотя и с существенными ограничениями по сравнению со своими коллегами из стран ЕС, но все же могут принимать участие. Надо заметить, что в текущем году такой грант один из всего лишь двух, по которым уже поступили средства.

В целом сочетание очень ограниченных грантовых возможностей с отсутствием базового финансирования делает по сути коммерческое финансирование фундаментальных исследований в нашем случае совершенно необходимым. Мы пока идем по пути создания малых инновационных компаний на рынке приборов и сервиса для научных исследований. Это немаленький рынок, он в мире больше рынка вооружений. В то же время потребители - это наши, правда, в основном зарубежные коллеги, потребности которых мы хорошо знаем, так что изучение рынка дается легко. Интересно, что это не только наукоемкая продукция, но и путь возникновения новых продуктивных идей. По крайней мере, наша последняя статья в Nature возникла на этом пути.

С другой стороны собственные заработки на проведение фундаментальных исследований имеют много преимуществ даже перед грантами в условиях нашей страны. Конкуренция здесь гораздо более здоровая: никакие мафиозные связи, откаты и др. не помогут сдать некачественный продукт заказчику. Интересно, что государственная поддержка через «Фонд поддержки малых предприятий в научно-технической сфере» (фонд Бортника) качественно отличается в лучшую сторону даже от РФФИ. Хотя и в этом фонде много проблем, но он все же выдает выдержки из рецензий в случае отказа и обязательно приглашает заявителей на жюри, где, по крайней мере, можно аргументировано возразить экспертам.

Еще одно большое преимущество на этом пути - на частные малые предприятия не распространяются удушающие правила расходования госбюджетных средств, также как и нерасторопность и забюрократизированность университетских служб. Я, конечно, ничего не сказал о подводных камнях и проблемах малых инновационных предприятий - это отдельная тема, но все же хочу сказать, что они вполне преодолимы.

- Что, на ваш взгляд, происходит с российской наукой в последние годы, виден ли свет в конце тоннеля?

- Если не обсуждать количество «лапши на ушах», я имею в виду слова руководителей разного уровня, то надо сказать, что ситуация продолжает ухудшаться. Положительные сдвиги есть, но отрицательные тенденции столь сильны, что существенно преобладают. Если же говорить про «свет в конце тоннеля», то он всегда был и никуда не денется, так как зависит от нас самих.

- Государство в последнее время выделяет на науку и образование все больше денег: финансируются инновационные вузы, идет пилотный проект в РАН, запускаются новые Федеральные целевые программы, создан Роснанотех и т.д. Поможет ли этот поток денег возрождению науки и образования?

Если говорить о сделанном уже, то даже это все-таки как-то помогает. Если поток большой, то небольшая часть обязательно попадает туда, куда нужно и используется эффективно. И не потому, что выработаны эффективные механизмы, а потому, что даже крайне неэффективные иногда имеют прорехи в нужном месте. Из всего перечисленного в нашу сторону сработал пока только грант для вузов, ведущих инновационные образовательные программы. Наш центр получил на оборудование в 2007 году примерно 10% годового гранта Университета и это первые значительные деньги на оборудование у нас в послесоветские времена. За прошедшие 17 лет мы покупали оборудование из собственных грантов и с большим трудом, всеми правдами и неправдами, меняя деньги со статьи зарплата на статью оборудование. В 2007 году мы, наконец, купили две очень хорошие технологические установки и полностью замкнули технологическую цепочку создания сверхпроводниковых наноструктур. Теперь у нас единственная в московском регионе технологическая лаборатория, которая позволяет изготавливать тонкопленочные наноструктуры с неровностью края не более нескольких нанометров.

- Насколько я понял, вы невысоко оцениваете существующие механизмы распределения средств, а что нужно делать, по вашему мнению?

По поводу механизмов распределения средств что-либо говорить уже неинтересно. Столько уже сказано правильного и даже очевидного, столько хороших зарубежных примеров и развитых систем - сделано в мире очень много. А вот о том, что же делать нам самим в существующих условиях, как раз очень нужно говорить, обмен опытом организационной работы очень важен. Сейчас научный менеджмент в России - очень специфическая вещь и успешные наработки существенно помогают. При этом зарубежный опыт далеко не всегда применим. У нас хорошо получается и мы готовы показать и рассказать.

- Что больше всего мешает работать?

Не могу выделить какой-либо один главный фактор, их много. В целом, я бы назвал это неблагоприятной средой обитания для научных исследований. Среди массы отрицательных факторов есть специфические для вузов и общие для науки в стране. Чтобы все это охватить, нужно по крайней мере еще столько же места, сколько я уже занял своим рассказом, хотя все это уже не раз говорилось. Попробую все же перечислить некоторые проблемы: большая педагогическая нагрузка преподавателей, не оставляющая времени на научную работу, при значительном отставании зарплаты в вузах от РАН; сокращения преподавательских ставок из-за демографического спада без учета научной работы и, прежде всего, сокращение совместителей (из РАН в том числе); сдача в аренду помещений при тесноте в размещении нового оборудования; крайняя неприспособленность всех служб Университета к обеспечению современной научной работы; ФЗ 94 и правила приобретения расходуемых материалов и оборудования; огромное количество всяких форм и документов для работы по любому из российских грантов при отсутствии существенного интереса к полученным результатам и так далее. Однако как-то спасает то, что далеко не все пути для научной работы в вузах перекрыты и, при определенной изобретательности, можно делать свое дело с достаточно большим успехом.

Вопросы задавал
Евгений Онищенко