Про санаторию
Вот приходит раз жена – смотрит гордо,
– Уезжаю, – говорит, – на курорты!
Она рада – я сижу злее черта:
Люди ездют, что же я – хуже сортом?
А она все щебечет и ахает –
Мол, приборы там с Запада всякие.
И врачи все – ну прям Авиценны,
А я думаю: небось, там и цены!
И какое-то большое светило
Будет делать ей колоноскопию
И каким-то, уж не знаю там, ...скопом
Все обследует – от носа до ...пяток.
Я-то думал: ну что на курорты
Надо брать? Ну, халатик да шорты.
А она, гляжу – сумку с колготками
И два больших чемодана со шмотками.
Вот отправил я жену в аэробусе.
Ну а сам – в гастроном на автобусе
И сижу, размышляя критически,
Кто из нас получил что практически.
Кто в тепле в санатории лечится –
Кто от «Ямы» до «Внукова» мечется,
Кто водичку там пьет минеральную –
А кто водочку тут натуральную.
Только вот накатила грустиночка:
Как живет там моя половиночка?
Я-то знаю, как все это водится,
Сомневаться, увы, не приходиться.
Поначалу – водичка из крантика,
А потом – капитан с аксельбантиком,
А потом – коньячку, да не нашего,
А потом... Лучше даже не спрашивать.
Как представил такую оказию,
То расстроился до безобразия.
И, имея грамм-градус в наличии,
Распоясался до неприличия...
Дочь сидит и ревет сиротиною,
Я надрался – скотина скотиною.
И орал с крыши дома высотного
Неприличные песни Высоцкого.
Вот такая случилась история.
А виной все она – санатория!
Не случайно, я понял, наверное,
В тех краях был убит Мишка Лермонтов.
1988
Романс
В Ваши руки осторожно,
Я судьбу свою вверяю
И тревожно повторяю:
«Невозможно, невозможно...»
Не могу никак поверить,
Что судьба моя – плутовка,
И бегу по скользкой бровке
К Вашей двери, к Вашей двери.
Только дверь та на запоре –
Видно, радовался рано.
Ваше сердце – за забором,
Под надежною охраной.
Подкуплю я часового,
Пригоню лошадок пару.
И не выдержат засовы
Перезвон моей гитары.
И помчимся, и поскачем –
Лишь бы выдюжили кони.
Ах, пошли, Господь, удачу
Оторваться от погони.
Кони стелются наметом,
В облаках луна ныряет.
Ну а что за поворотом –
Кто же знает, кто же знает?..
В Ваши руки осторожно
Я судьбу свою вверяю.
Как молитву повторяя:
«Все возможно, все возможно...»
1985
Ниночка
Сидишь, тихонько хлюпая,
Ну что ты плачешь, глупая?
Ну что опять печалишься,
Что жизнь такая грубая?
Ах, Нина, Нина, Ниночка,
Ты просто как картиночка:
Глядишь с улыбкой робкою,
а на щеке – слезиночка...
Нам всем порою кажется,
Что наша жизнь не вяжется,
Но не пройдет и месяца,
Как снова все уляжется.
Ах, Нина, Нина, Ниночка,
Ты гнешься, как тростиночка.
А жизнь порой не улица,
А узкая тропиночка.
Ах, жизнь – она как мельница:
Все беды перемелются,
И завтра, верно, сбудется,
Во что сейчас не верится.
Ах, Нина, Нина, Ниночка,
В твоих глазах грустиночка –
Ведь ищем счастья полного,
А есть лишь половиночка.
Ах, Нина, Нина, ясно ведь,
Что жизнь такая разная,
Хоть не всегда приятная,
Но все-таки прекрасная.
1984
Размышление
Я видел, как гаснет звезда,
По небу скользя в тишине.
Я часто летаю во сне,
А вот наяву – никогда.
Я слышал, как птицы кричат,
Кружа у разоренных гнезд,
Как женщины плачут без слез
И громко мужчины молчат.
Я радости помню часы:
Ночное дыханье реки
И бархат девичьей щеки,
И свежесть упавшей росы...
Но мне не понять, не понять,
Когда обронят невзначай
Тяжелое слово «прощай»,
Что камнем придавит меня.
Прошел я немало дорог,
Устал я от встреч и разлук –
Как много знакомых вокруг,
Но как одинок, одинок...
1985
Солдатская история
Я сижу, забившись в тесный окоп,
Встанешь – пулю заработаешь в лоб.
А наш ротный старшина
Учит: голова одна
И по форме быть без дырок должна.
Вот опять лениво бьет пулемет –
То германец нам уснуть не дает.
И сижу я день-деньской
С непокрытой головой –
Шапку сбило пулей-дурой шальной.
Надоело, братцы, мне воевать,
Надоело по земле тосковать.
И хоть грудь моя в крестах –
Как бы голова в кустах
Не осталась бы навек вековать.
Я махорочки у друга стрельну,
А потом с винта в германца пальну,
Ну а после вспомяну
Про родную сторону
И начну крестить злодейку-войну.
Видно, правду говорил мне земляк:
Зря, мол, кровью поливаем поля,
Мол, проклятая война
Лишь буржуям и нужна,
А крестьянам нужны мир да земля.
Только что-то земляку не везет –
Старшина его с газетой усек.
Он агитку ему шьет
И в овраг его ведет –
Чтобы, значит, земляка там в расход.
Я не знаю, как уж вышло, дружок,
только палец сам нажал на курок...
И лежит тот старшина,
И не дышит ни хрена...
Ох, дождется ль меня дома жена?..
Походная
Вторую неделю вокруг ни души.
Тихонько звереем от этой глуши.
К тому ж комары, как назло, хороши –
Большие, как в тропиках какаду.
Но нам не до них – чуть не валимся с ног.
Скорей бы увидеть кострища дымок.
И мы все упрямей идем на восток,
А солнце склоняется к западу!
Вторую неделю бичами живем,
Не курим, не пьем – макароны жуем.
На сто километров не пахнет жильем –
А нам так нужны эти запахи!
С тоской вспоминаем далеких подруг,
Весло выпадает из скрюченных рук.
И мы все упрямей стремимся на юг –
А солнце склоняется к западу!
Вторую неделю – дождей пелена.
Не греет нас солнце, не светит луна.
Колени дрожат, и не гнется спина,
И даже начальник шатается.
И кажется нам, что вообще не дойдем,
Что сгинем в лесу и совсем пропадем,
И, плюнув на все, мы на запад идем,
Туда, куда солнце склоняется.
198?
Фрагменты
из «СЕЛИГЕР-ОПЕРЫ»
Ария заморского гостя
Зовут меня «мексикано».
Из Пуэрто-Рико даже,
Но после второго стакана
Все это, друзья, не важно.
Потомственный Дон Умберто,
Я свято храню обычай –
С ранья, как в родном Пуэрто,
На лов выхожу добычи.
Я мелочь не трогаю вовсе,
Зачем же скотину мучить?
Но если дойду до блесен,
Могу кой-кого «прищучить»!
Друзья мои в Монте-Карло
Хватили уже по банке,
А я тут, как Папа Карло,
Таскаю мешок с таранкой.
Припомнив родной домишко,
Запел я про землянику,
Но этот паршивец Мишка
Опять на меня зашикал!
Устал я, друзья, не скрою –
Скорей бы в Пуэрто-Рико,
Чтоб там с мексиканским боем
Я мог от души поспикать.
Ария Татьяны
Ребята, давайте не будем!
Давайте про спирт забудем.
Ну что вы взялись так резво?
Посмотрим на вещи трезво!
Завхоз убери «уваженье»,
Оно для меня – униженье...
Ах, только чуть-чуть для сближенья?
И все ж у меня сомненья...
Ну ладно, раз всем – мне тоже.
С булавочную головку...
Ну нет, не настолько все же –
Мне это и пить неловко.
Добавьте – совсем немного –
Я, в общем, не пью такую...
А впрочем, ведь мы с дороги –
Давай уж как всем – двойную!
Ах, как проскочила быстро!
Нормально! Да кто же спорил...
Эх, уговорил, речистый –
Ну так уж и быть – повторим!
Ну что как лекарство цедишь?
Давай наливай по кружке!
Как выпьешь, так дальше едешь –
Поверь, старина, подружке.
А где же, ребята, тосты?
А ну-ка, плесните «граммов»...
Как кончилось? Вы это бросьте –
Не пили еще за дамов!
Постой, командор, куда ты?
Как «спать» – я ж еще не пела!
Да ну вас совсем, ребяты,
Напрасно я с вами села.
1984
Письмо за границу
Здорово, Петя, а по вашему «гут морген»!
Тебе уж кофе, чую, подали в кровать.
А я сижу – грущу с опухшей мордой:
Чего-то с вечера не то принял опять.
Но пусть порою с бормотухи мне не спится
–
Я, Петь, плевал на вашу заграницу!
Ты там сидишь – весь в Хрюндиках и Сонях,
В углу – видак и чемодан кассет.
А я «Рубин» врубив, сушу кальсоны –
Он греет здорово, хоть видимости нет.
Но пусть мне даже Панасоник и не снится,
Я, Петь, плевал на вашу заграницу!
Ты, Петя, шастаешь там в джинсах и дубленке.
От модных фирм отбою просто нет.
А я костюмчик оторвал тут в уцененке –
Теперь дружинники глядят мне дружно вслед.
Но пусть Монтана мне не греет ягодицу –
Я, Петь, плевал На вашу заграницу!
Ты, Петь, вообще там время зря теряешь
–
Ведь смысл жизни только здесь поймешь.
А чувства локтя, как у нас в трамвае –
Поверь, ты в целом свете не найдешь!
Так приезжай, пора остепениться!
И вместе плюнем мы на эту заграницу!
1988 [ноябрь, бульвар, 10 этаж, напротив
телевизора]
Письмо Марфуте, отдыхающей в Юте
Привет тебе, Марфута,
в далеком штате Юта.
Придумала ты круто –
уехать в этот штат.
И я теперь страдаю:
гадаю и не знаю,
Вернешься ли ты к маю,
как говорится, взад!
Приятель мой Васюта
сказал, что в этой Юте
Такие баламуты,
что просто спасу нет:
На вид мормон-мормоном,
а хватит самогону –
И шасть к соседским женам
Общаться тет-на-тет.
Марфут, я не стращаю,
Но если что узнаю,
То твердо обещаю –
и, значит, не совру –
Хоть я и не Отелло,
но коль такое дело,
Я выполню умело,
Что положено Мавру.
Хотел бы я, Марфута,
увидеть эту Юту,
Хотя бы на минуту,
Хотя б одним глазком!
Увидеть, как бывает,
Как НЛО летает,
Как Штаты загнивают,
не ведая о том.
У вас там, извините,
в паршивом Солт-Лэйк-Сити
Есть все, что захотите –
и все это лежит.
А тут, в родной столице,
Народ за всем толпится –
Прям, впору застрелиться,
да пули – дефицит.
На тряпки мне, Марфута,
не трать свою валюту:
На кой мне эти «сьюты»
и прочий коверкот!
Купи мне лишь в Нью-Йорке
Портвейна «Три семерки»:
С минтаевской икоркой
Он здорово идет!
У нас тут все, как было:
Опять пропало мыло,
Соль, сахар и белила,
и карамель «Му-му».
Так ты там закругляйся,
Скорее возвращайся.
А ежли не вернешься
– то я тебя пойму!
1990
Каждому свое
(Феликсу Кривину)
– Вы видели? Нет, вы видели? – возмущалась
Урна.
– Мне в душу плюнули!
– Подумаешь, – презрительно булькнул Унитаз,
– плюнули!
– Мне вот... хуже – и то молчу...
Физическая лирика
Вы видели, как ускоряется полем частица
И мчится
Со среднею скоростью v-нулевое?
Такое
Увидишь не часто, а раз увидав, не забудешь.
И будешь
Увиденным грезить и думать, что это –
как сказка
Фиг в глазки!
Какие там сказки, коль мчится частица,
Как птица,
Плюя на лоренцево сокращенье.
Сгущенье в пути силовых линий поля ее
не пугает.
Играя,
Она увеличит небрежно вдруг скорость
На корень
Из разности двух величин: единицы и ?
в квадрате,
Потратив
На все это времени меньше, чем нужно верблюду,
Чтоб плюнуть.
И вот уже дальше волною де Бройля помчится
Частица
(Теперь уже вся из себя длиной ? при этом)
По свету,
Давая возможность внезапным своим появленьем
В селеньях
Десятки поэм написать вдохновленным поэтам
Об этом.