Ни души! Задавило поселок сугробом.
В саване белом умолк.
Лишь квелый над крышей вьется дымок,
Как от кадила над гробом.
 

Как поезд - тянется барак.
А в общежитье - будто пассажиры.
Угрюмо смотрят на овраг
Разбитых окон злые дыры.
 

Коряво, все в прыщах лицо Земли.
Оврагами, как оспою изрыто,
Щетиной леса скулы поросли
И с сотворенья не умыто.
 

Ты их сама в своей утробе
Создала себе на грех;
Они тебя в безумной злобе
Вот-вот расколют, как орех.
 

Поехал Аким с женою в Сикким.
Дома мать сокрушается:
- Как-то Акимушке
Живется в Сиккимушке,
С кем он там водится-знается?
 

Не страшна Голгофа,
Если рядом Софа
Да вина полштофа.
 

Дагмара да Тамара -
Два сапога-пара.
 

Как дела, Наджибулла,
Голова еще цела?
Ты, Наджиб,
Еще жив?
Хочешь сыграть ва-банк -
Была не была?
Все равно, Наджибулла,
Ты сбежишь из Кабула.
 

Эх, да ты речка Дыбинка!
А в речке рыбинка
Одинешенька-одна
Пригорюнилась у дна:
- Поглушили, потравили...
Во всей реке теперь одна.
Тем, кто на берегу... -
Им ни покрышки бы, ни дна.
 

Когда смотрю я, как на гроб - 
Просторный, новый -
Строгает столяр тёс сосновый -
В работу погружен, угрюмо, -
Невольно, безотчетно лоб
Тревожная морщинит дума.

Упаду без крика и без стона,
Меня мертвого прохожие найдут,
Без напева мрачного и звона
На погост в телеге отвезут.
Отвезут, как падаль, с неприязнью, 
И, столкнув в сырую яму труп,
Сплюнув, споро, с тайною боязнью,
Смоют мылом запах тела с рук.

1942

Vers libres

Когда при мне начинают 
10 в 99-ой раз
обсуждать вечно новую тему
о смысле жизни,
я редко поддерживаю разговор.
Но я думаю,
что стоило прийти в этот мир
уже для того хотя бы,
чтоб прикоснуться
вместе с Уолтом Уитменом
к листьям травы,
подсмотрев,

как продираются они к солнцу
сквозь невероятную коросту человеческой грязи;
чтобы вместе с Лоркой пьянеть
от голубизны испанского неба,
и погреться с Важой
у пшавского очага,
и попытаться пройти
по тернистой дороге
чистилище - ад - рай,
положившись на опыт проводника-итальянца 

Данте;
чтобы вместе с Петраркой и Блоком
объясняться в любви
Прекрасной Даме,
и посидеть за графином вина
в компании с Хайямом и Беранже,
посмеиваясь над нелепой суетой мещан;

и получить почти чувственное наслаждение
от сонетов Шекспира,
вновь созданных на русском языке
Самуилом Маршаком;
и заодно с Вийоном 

познать тяжесть собственного зада
в ту минуту, когда петля
захлестнет твою шею.

И замереть средь шумного бала
(простите, граф Ал.Толстой, - не с Вами, а
с поручиком М.Ю.Лермонтовым),
когда в голову приходит
единственно возможное сравнение:
воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка;
и вместе с Владимиром Маяковским
наступить на горло собственной песне.
И когда будет
окончательно
решено,
что жизнь уже вся,
вдруг увидеть загорелые ноги 

острогрудой первокурсницы,
выходящей из университета на Моховой,
мозгом, плотью и кровью понять,
что это и есть высшее воплощение
поэзии,
и, согласившись с Кайсыном Кулиевым,
что лучшая песня еще не спета,
не оглядываясь,
забыв все свои срочные
и, в общем, такие необязательные дела, 

пойти за ней вслед.

6.V.1970
 

I.
Забыв о всем, твержу я про любовь,
И, сделать ничего с собой не в силах,
Надеясь и отчаиваясь вновь,
Ее одну лишь называю милой.

Куда бежать, где обрести покой,
Убежище от боли и от страсти?..
Раздавлен безысходною тоской,
Актер смешной, осмеянный тобой,
Сходя с ума, мечтающий о счастье!..

II.
Задыхаюсь. Мыслей, слов круженье.
Изнемог от глупой суеты.
Наизнанку вывернут в сомненьях.
Еле жив. Спасенье -- только ты!

Как богиня, прикоснись рукою,
Уведи в нездешние края,
Разлучи меня с моей тоскою...
Азбучной, библейской простотою
Снова одари, любовь моя!..

(1969)
 

Поет труба.
Трубит труба.
Тебе -- труба.
И мне -- труба.

(1956)

* * *

Если бы океан был не океаном,
Состоящим из голубых волн и пены,
С причудливым, необыкновенной красоты 
подводным миром,
А состоял бы из огненного пламени,

Он был бы тоже красивым -
Желтовато-оранжево-красным -
И так же бы умел волноваться,
То маленькими язычками - волнами,
То огромными - при огненной буре, -
А то и сжигающими все вокруг
Огненными цунами.

И можно было бы в него погружаться,
В его волны, удивительно нежные и горячие,
И можно было бы наслаждаться
Плаванием - парением на его поверхности.

Но чтобы этим можно было наслаждаться,
А не сгорать и не расплавляться,
Нужно, чтобы вокруг все было
Жутким - леденяще-холодным,
И существа, в нем с наслажденьем купающиеся,
Были бы совершенно бесплотными,
Или стальными, или каменными.

Наверно, это все было бы прекрасно,
Но совершенно не таковы я и мой мир.
Я состою из очень уж нежной плоти
И, войдя в такой огненный океан, погибаю, -
Сгораю совсем, расплавляюсь,
И с ужасом, невыносимой болью...