* * *

Я родился на свет, чтоб узнать, что такое предательство,
Простучать этот мир, сколько Он отпустил мне, слепого клюкой,
В сладких муках терпеть бескорыстной души вымогательства,
И со стула от смеха сползать, чтобы в кровь насладиться тоской.

Я родился однажды, а может быть, трижды, стотысячно,
Как успеть разгадать эту роль, ведь недолго – и снова Туда;
Мы с надеждой рискуем всю жизнь, в сердце разумом тыча, но
Нас спасает (иль губит?) и царствует в нас Суета.

Я родился, я рос, я состарился... Я рассуждаю.
Я свирепствую, плачу, смеюсь, я творю... Я живой...
Я сижу на постели, смотрю на экран, я устал, я зеваю.
Кинохроника. Кровь. И ребенок с простреленною головой.
 
 

Ночной снегопад

Обычный вечер. Надоевшее пространство
Привычной комнаты. Надежды никакой
На перемену настроенья постоянства
И неуютный одиночества покой.

Уже закончилось веселье ритуальное:
Проглочен ужин, телевизор догорел,
Посуда вымыта. И девочка дневальная
Позвонит, может быть, а может – надоел...

И не желая мысли перематывать,
Отдерну штору, чтобы сквозь узор
На сон грядущий в сотый раз рассматривать,
Как окна гаснут, засыпает двор...

Какой подарок! Чудо! Вот везение,
Что ныне мысли и погода – невпопад.
Меня позвал и опрокинул настроение
Такой доверчивый и тихий снегопад.

Из дома! Прочь от одинокого пророчества
В лиловый бархат меж сугробов-алтарей –
Хочу разгадывать ночных снежинок творчество
Под микроскопом любопытных фонарей.

Пустынны улицы. В душе свобода бесится,
И уж не ведаю – бреду или лечу;
Как Фету, “радостно” “несбыточное грезится”,
И с выражением куплеты бормочу.

И словно чудится дымок избушки старенькой,
И будто слышится мне колокольный гуд,
И возвращаюсь по сугробам в старых валенках
Я снова в теплый одиночества уют.